Созвучие Гаккеля
01.08.2008 15:47 "Выходной": Ощущаете ли вы принадлежность к какому-либо
поколению? Если да, то в чём его отличие от тех, кто был до вас и после вас? - Я принадлежу к поколению хиппи, шестидесятников. Это было первое
послевоенное поколение, которое в конце 60-х - начале 70-х годов впе
руки музыкальные инструменты. Первый ключевой момент в моей жизни наступил,
когда я в шестом классе школы впервые услышал песню “Биттлз” Help. С тех пор вся
моя жизнь шла под знаком рок-н-ролла. “Битлз” имели большое значение для нас в
первую очередь потому, что они делились невероятной радостью, которая
ощущается и по сей день Это ощущалось в каждой песне, особенно во времена
моей молодости. То, что я услышал у “Битлз” – это нечто абсолютное. Радость,
сопряжённая с печалью – голос Джона Леннона даже в
самых жизнерадостных песнях звучит печально. А в 1975 году я встретил юношу по
имени Боб и получил от него приглашение присоединиться к группе «Аквариум». И в
последующие почти 15 лет, моя жизнь протекала под этим знаком. "Выходной": Какие книги, люди, события повернули вашу
жизнь? - О книгах я бы не стал разглагольствовать, в своей жизни я не так много
читал. В основном мне сопутствовали звуки, музыка, и моими учителями были люди,
которые меня окружали. Я практик, привык всегда что-то делать и учиться. "Выходной": В 1970-е годы именно в Ленинграде
накапливалась энергия, которая привела к некоему пассионарному толчку, который
постепенно сошел на нет. Можно ли ожидать в будущем подобного? - Я не думаю, что это было только в Ленинграде. В 1960-е годы весь мир стал
меняться, и стал другим. Нашему поколению повезло – оно было первым, которое
столкнулось с чем-то, чего не было раньше. Мы выросли в то время, когда нам
пытались навязать систему ценностей. Будучи молодыми, мы категорически с этим не
соглашались. Я считаю, что молодой человек, взрослея, сам способен
с тем, что ему близко, и как бы он хотел свою жизнь построить. "Выходной": Ваше поколение очень хотело изменить жизнь к
лучшему, но удалось ли это? - Безусловно, это было прекрасное время, но утопическое. Мир менялся, но не
все перемены стали позитивными - я говорю только о музыке. Постепенно всё зашло
в тупик, и все прекрасные идеи подчинились шоу-бизнесу. Люди быстро простились
со своими идеалами. Я считаю игру нашего поколения проигранной.В Копенгагене
есть коммуна хиппи, основанная в начале 1970-х, под названием «Христиания». На
мой взгляд, этот эксперимент потерпел полную неудачу. Коммуна, правда, не стала
коммерческим предприятием, но за ней прочно закрепился имидж места торговли
лёгкими наркотиками. Я часто бывал в Берлине в то время, когда рухнула стена. Весь центр города
был захвачен анархистами, повсеместно обустраивались сквоты. Это вызывало и
восторг и ужас. В то время я уже не жил так, как жили эти люди, но я их ещё
понимал. "Выходной": В середине 80-х «Аквариум» для многих был
духовным стержнем, и вдруг, в одно мгновение, когда «Аквариум» вышел на
концерты на больших площадках, его духовное влияние стало пропадать. Было ли
внутри группы сопротивление коммерческой стороне, наступающим временам - или все
охотно бросились зарабатывать? - Для меня это была одна из основных причин, по которой я расстался с
группой. Я считал, что самое главное – это романтическое отношение к тому, что
ты делаешь, что к сожалению, возможно только в юности. Играя в группе, я
приобрел навык свободно музицировать на уровне музыканта-любителя. Люди,
извлекая звук, пользуются понятием «игра». Это замечательное, увлекательное
занятие – играть. Я получал удовольствие в основном оттого, что мы играли дома.
Поскольку система не позволяла относиться к этому, как к работе, то это было
свободное музицирование, которое иногда выносилось на суд зрителей. Жизнь
и отношения в группе – это для меня неповторимый опыт, с которым я не
соприкасался больше, даже когда у меня появилась семья. Люди встречаются,
что-то делают, получают совместный опыт, не буду пышно называть это творчеством,
и через некоторое время на это начинают реагировать люди. Это самый важный
момент, когда что-то происходит, что точно ты ещё не знаешь, но этот момент
отчётливо ощущаешь. Что касается «Аквариума», сейчас существует группа, которая
называется так же, как и 35 лет назад, несмотря на то, что сменилось уже
несколько составов. На мой взгляд, группа – это не оркестр, а это то, что
складывается, сочленяется и таковым остаётся. Та группа, в которой я играл почти
15 лет, не имела субординаций, и среди нас не было композитора Гребенщикова. Мы
были близкими друзьями, и в этом заключалась формула группы. Когда закончились
эти отношения, пропал смысл существования самой группы. Мы перешли в класс
рабочих, мы все могли стать профессионалами, но им стал только Боб. "Выходной": Вы ещё прикасаетесь к своему инструменту или
ваше творчество уже закончилось? - Творчество закончилось, но я вращаюсь в музыкальных кругах. Несколько лет
назад, Женя Фёдоров пригласил меня играть в своём оркестре, который называется
«Оптимистика». В этом проекте принимают участие музыканты из групп :
“Tequilajazzz”, “Markscheider Kunst“, “Сплин”, “Ленинград”, “Spitfire”. Я
являюсь небольшим седовласым довесочком. Не могу справиться с искушением
выходить на сцену, и иногда с ними выступаю. "Выходной": Клуб «ТаMtAm» дал продолжение идее, что группа –
это нечто большее, чем музыка. Интересно, имели ли вы перед глазами идеальный
образец? - В конце 1980-х я побывал Нью-Йорке и понял, чего нам не хватает. Наши
группы, даже любительские, обрели к тому времени какую-то пафосность. Группы, по
сути камерные, стали достоянием толпы. Клуб, который мы организовали, был для
молодых людей уже другого поколения, которым в то время было по 18-20 лет.
Мы дали им возможность свободно самовыразиться. Эталоном отношения к музыке,
которого я не видел в наших группах, для меня стала группа “Sonic Youth”,
сочетающая в себе невероятную мощь, раскованность, расслабленность и отсутствие
пафоса и работы на публику, то есть музицирование в чистом виде. Те группы,
которые играли в «ТаMtAm’е» принимали эту альтернативную идею,
предложенную мной. "Выходной": Идея «Там-там’а», быть может, появилась слишком
рано, если бы клуб появился в наши дни его бы ждала другая судьба? - В 1991 году происходила революция. Это были времена полной анархии и
реальной смены строя. Никому не было понятно, что будет дальше. А тому поколению
необходимо было выживать в тех условиях, в которых они оказались. Мы оказались
единомышленниками. Уклад клуба строился так, что он сильно отличался от
того, что происходит в стране, и отличался от других клубов, коих
практически и не было - просто не было. "Выходной": По слухам, в «ТаMtAm’e» иногда проводились
облавы милицией, по причине распространения наркотиков. Если это правда, то как
вы справлялись с дилеммой: «Хотелось как лучше, а получилось как всегда»? - «ТаMtAm» был тем местом, в которое молодые люди могли просто прийти,
даже если там ничего не происходило. Когда клуб появился, на концерты
приходило по 300-400 человек. И, естественно, контингент был разным.
Обыватель, заходя туда, шарахался от того что он видел, уходил и никогда больше
не возвращался. Если бы моя юность пришлась на то время, я непременно ходил бы в
такое место, и, может быть, мне не удалось бы избежать наркотиков. В то
пограничное время в стране был полный хаос, и к сожалению, наркотики являлись
неотъемлемой частью жизни того поколения. И конечно же, мы ими не торговали,
но милиция устраивала там регулярные рейды и обыски. "Выходной": Как вы относитесь к идее возрождения
Рок-клуба? - Я состоял в Рок-клубе исключительно как участник ”Аквариума”. То есть я не
участвовал собственно в жизни клуба, а в последствии, моя альтернативная
деятельность и вовсе пошла вразрез с идеей Рок-клуба. На очередное празднование
дня рождения Рок-клуба пришли две разные возрастные категории, между которыми
пропасть. Седовласые пятидесятилетние дяденьки и 18-летние юноши и девушки,
которые пришли на группу «Сплин» и понятия не имеют ни о каком рок-клубе.
Несмотря на это, хорошо, что Рок-клуб возрождается – прекрасно, если в городе
будет ещё одна площадка, на которой молодые музыканты смогут реализовать
свой потенциал. В «ТаMtAm’е» царила абсолютная анархия, в то время, когда
у системы не было средств и сил для контроля, как это было в случае с
Рок-клубом. Сейчас другая экономическая ситуация, наступило жесткое время, и
любой клуб в первую очередь должен быть рентабельным коммерческим
предприятием. "Выходной": Основав «ТаMtAm» вы дали шанс в те годы
сформироваться многим группам. Вы сейчас следите за их творчеством? - Нет, я не наблюдаю за тем, что происходит сейчас, у меня нет на это
физических сил. В временя «ТаMtAm’f» я, по жизни «экологически чистый»
человек, свободный от много, вынужден был 5 лет дышать чистым табаком, и для
меня сейчас любой поход в клуб сопряжён с колоссальным стрессом. Но я сохранил
близкие отношения со многими группами. У меня много друзей, которых я приобрел в
то время. Мы по-прежнему охотно общаемся, как правило, они приезжают ко мне на
теннисный корт. "Выходной": Как вы пришли к вере, и что она вам дала? - Я был крещен в детстве. У меня была глубоко верующая мать, она была
почти слепая и мне приходилось в течение долгих лет водить её в церковь. В
юности стал носить крест. Лет в 30 я ощутил себя христианином, для меня это было
ощущение найденного источника жизни. Но следующие 20 лет моя дорога не вела к
храму. Все надежды в своей жизни я связывал со своей семьёй, а когда семья
неожиданно рухнула, я понял, что у меня осталось не так много времени, и пора
привести свою жизнь к знаменателю. "Выходной": Можно ли заниматься генной инженерией, оставаясь
православным? Можно ли делить жизни на полочки или нужна целостность? - Я сравнительно недавно ступил на путь веры и мне трудно судить. Пусть
человек сам ответит на этот вопрос, идя по своему собственному пути. Мне
пока не удаётся достичь этого. Я до сих пор участвую в организации рок
концертов, на которых выступают порой очень даже не православные музыканты.
Получается, я этому потворствую. Наверно, я нахожусь в противоречии с верой. "Выходной": Есть ли такое явление, как православный рок? Как
вы относитесь к группам, которые позиционируют себя как верующие? - Я считаю, что если музыкант верует, он не станет прямо проповедовать со
сцены. Вера – это тот знаменатель, который обретает человек, а церковь даёт ему
систему координат. "Выходной": Часто вам приходится сталкиваться с
агрессией? - Довольно часто. Более того, я сам часто реагирую агрессивно. Это мой порок.
Я надеюсь, мне удастся от него избавиться. Наша агрессия – это наша гордыня,
которую надо в себе пересиливать. "Выходной": Какое у вас складывается положение в семье? - У меня была семья, которая распалась, к сожалению, на идеологической почве.
С матерью моей дочери мы оказались несовместимы. Но я дорожу своими отношениями
с дочерью и пока я ей нужен, все свободной время, коего у меня предостаточно, я
готов проводить с ней. "Выходной": Действительно ли именно для рокеров характерны
поиски веры? - Я считаю, что люди наделили некоторых рок-музыкантов бременем,
которым не стоило их наделять. Ничего особенного нет в том, что кто-то стал чуть
заметнее остальных, написал песни, которые стали важными для свого поколения.
Поиск Бога всегда был свойственен рок-н-ролльной среде. Взять тех же «Биттлз».
Отчасти, это идет от желания музыкантов обрести к себе отношение более
серьёзное, чем они заслуживают. В этой среде, многие музыканты считающие
себя христианами, приходя к вере, по сути являются скорее протестантами, нежели
православными, потому что для молодого человека обычное дело – самому себе
списывать грехи. А рок-н-ролльный образ жизни предполагает некую греховность.
Почему-то считается, что рок-музыкант должен быть татуированным, с ирокезом на
голове и подтверждать пресловутый слоган: «Sex, drugs and rock`n`roll». Мне, по
счастью, удалось пройти по этому пути с малыми потерями и удалось много
избежать. И вообще я не музыкант, в том смысле, что я легко могу жить без музыки.
Правда, в то время, когда для меня это было важно, играя со своими друзьями, на
очень не характерном для этой среды инструменте, мне удавалось достичь редкого
созвучия. "Выходной": На каких теннисных кортах вы обитаете, или
это секрет? - Никакого секрета в этом нет, один раз я даже об этом написал книгу. Но я не
писатель – просто я словоохотлив и не справился с искушением избавиться от того,
что еще удерживала память. Это испортило мои отношения с 90% людей,
которых я считал своими друзьями. Но не в теннисе дело, теннис всего лишь
предлог. На этом этапе, я по прежнему продолжаю “ухаживать” за кортами
только для того, чтобы в течение всего лета моя дочь могла быть за
городом. Когда-то это закончится, и я буду рад, если я еще смогу найти работу сторожа
на какой-нибудь маленькой стоянке в тихом дворике.
